Site menu
Our poll
Statistics
Total online: 1 Guests: 1 Users: 0 |
Фаридаддин АттарФаридаддин Аттар XII век Отрывок из поэмы "Язык
птиц" Некий город ждал владыку
как-то раз, Все богатства выставлял он
напоказ. Выбрал каждый подороже
украшенья, Выставлял их повиднее в знак
почтенья. Но у брошенных в темницу
бедняков Отыскались только цепи их
оков, Только головы казненных
отыскались Да сердца, что там от горя
разрывались. Взяли руки, что у них же
отсекли, И украсили темницу, как
могли. Город встретил шаха
сказочным нарядом, Шах на все вокруг смотрел
спокойным взглядом. Лишь темница всем внушала
жуть и страх. И пред ней остановился
грозный шах. Вызвал узников к себе он в
восхищенье, Дал им золота и обещал
прощенье. "Почему, - спросил
советник, - ты свой путь Здесь прервал, о государь? В
чем тайны суть? Город пышно убран шелком н
парчою, В нем сокровища повсюду пред
тобою, Падал под ноги тебе
жемчужный град, Веял мускуса и амбры аромат. Но глядел на украшения ты
мало, И ничто из них тебя не
привлекало. Почему же взор высокий твой
привлек Вид кровавый этих рук, голов
и ног? Для чего ласкать в темнице
заключенных, На обрубки рук глядеть
окровавленных? Можно ль тут найти отраду
для души? Ты для нас загадку эту
разреши". Молвил шах: "Все
остальные украшенья Только детям доставляют
развлеченья. Каждый житель в ожидании
похвал Сам себя, свое богатство
выставлял. Город спрячет свой убор,
хоть он и ярок. Только узники мне сделали
подарок: Отделились эти головы от тел
Потому, что я проехать здесь
хотел. Моему здесь повинуются
приказу - Вот зачем я бег коня
замедлил сразу. Те блаженствуют, проводят в
счастье дни, И полны высокомерия они. Здесь, в темнице, счастья,
радости не знают, Здесь под гнетом гнева
шахского страдают. Обезглавливают их, лишают
рук, От тоски им нет спасенья и
от мук. Ждут без цели, и конца не
видно страху, Из темницы могут выйти лишь
на плаху. Для меня темница эта, словно
сад - Здесь меня за муки верностью
дарят..." В путь собравшись, жди
приказа к выступленью, И не должен шах гнушаться
тюрем тенью. Отрывки из
"Божественной книги" Раз Нуширвана вынес конь на
луг. Там старец был, согбенный,
словно лук. Сажал деревья он вблизи
арыка. "Ты бел, как молоко, -
сказал владыка,- Твой смертный час теперь уж
недалек. Сажать деревья - что тебе за
прок?" Старик сказал: "Не о
себе забота. Ведь посадил для нас деревья
кто-то, Сегодня с них снимаем мы
плоды, Другим я отдаю свои труды. Ведь путь добра для душ
достойных сладок, Есть в каждом деле
собственный порядок". Пришелся шаху по душе ответ,
Дал старцу горсть он золотых
монет. Вскричал старик: "Я,
деревца сажая, От них не ждал так скоро
урожая! Восьмой десяток мне, великий
шах. Но погляди - деревья-то в
плодах! Хоть ни одно в земле не
укрепилось, А золота немало
уродилось!" Понравился царю мудрец
седой, Ему ту землю отдал он с
водой. Твори сегодня ты дела благие
- У лежебок поля стоят нагие. * * * Был сын у шаха тополя
стройней. Был лик его луной в силке
кудрей. Все люди красоте его
дивились, И взгляды всех сердец к нему
стремились. Он чудом был всех девяти
небес, Чудеснейшим из всех земных
чудес. Две брови, словно занавес
айвана, Скрывали вход в покой души
султана. Кто видел стрелы тонкие
ресниц, Пронзенный, падал перед ними
ниц. Два ряда ярких перлов прятал
рот, В уста рубины закрывали
вход. Как подпись шаха, волоски на
коже Влюбленных казни обрекали
тоже. А подбородок низвергал миры, Мячом он для любовной был
игры. И сердце некой женщины
любовью Зажглось к красавцу,
обливаясь кровью. Спокойствия и счастья
лишена, Его увидеть жаждала она. В жестоком пламени тоски
сгорала, И ложем ей зола отныне
стала. Звала того, кто сердце ей
зажег, Стенала, слез лила кровавый
ток. Когда он ехал в мяч играть
порою, Она кидалась вслед ему
стрелою. Летела пред конем быстрей
мяча, Как клюшки, косы по земле
влача, Глядела на него влюбленным
взглядом, Катились в пыль дороги слезы
градом. Хоть часто слуги плеть
пускали в ход, Ее от боли не кривился рот. Все люди той несчастной
удивлялись, Над ней повсюду громко
издевались, Показывали пальцем ей
вослед. Но для любви подобной страха
нет. О ней давно твердила вся
столица, Царевич этим начал
тяготиться. Отцу сказал он: «До каких же
пор Мне от бесстыдницы сносить
позор?» Великий шах решил не медлить
боле И повелел: «Ее сведите в
поле, За косы привяжите к скакуну, И пусть искупит тяжкую вину. Когда земля порвет ей в
клочья тело, То люди позабудут это дело». На поле для игры поехал шах, Там собралась толпа людей в
слезах. От слез кровавых из-за той
несчастной Земля, как сад гранатный,
стала красной. Вот подвели к коню бедняжку
ту, Чтоб за волосы привязать к
хвосту. Тогда она к ногам склонилась
шаха, О милости моля его без
страха: «Коль решено мои окончить
дни, Последней просьбы ты не
отклони!» Сказал ей шах: «Коль просишь
о прощеньи, Знай – непреклонен я в своем
решеньи. Коль способ казни просишь
изменить, Знай – только так хочу тебя
казнить. Отсрочки ль просишь ты,
полна боязни? Знай – ни на миг не отложу я
казни. Иль чтоб царевич снизошел к
тебе? Знай – откажу я и в такой
мольбе». Она в ответ: «Мне не нужна
пощада, Великий царь, отсрочки мне
не надо. Просить не стану, государь
благой, Чтоб казни предал ты меня
другой. Коль, справедливый, дашь мне
разрешенье, То не о том услышишь ты
моленье. Сверши, о чем молю з свой
смертный час!) И шах сказал: «Ты слышала
приказ. О сказанном просить я
запрещаю, Все прочее исполнить
обещаю». «Коль в униженьи, – молвила
она, – Конем я быть затоптана
должна, Я об одном молить тебя
хотела – Пусть конь его мое растопчет
тело! Возлюбленный пускай казнит
меня, Пусть вскачь погонит своего
коня; Коль он меня растопчет в
униженьи, Я буду жить в моем к нему
стремленьи, И в смерти буду счастлива
стократ, Огнем любви я вспыхну меж
Плеяд. Я – женщина и сердцем не
смела. Мне кажется, уже я умерла. Но все ж была я подданной
твоею: О жалости тебя молить я
смею!» Смягчился шах от горести
такой, Да что там! Слезы проливал
рекой. От этих слез пыль
превратилась в глину. Он женщину простил и отдал
сыну. Коль ты мне друг, рассказ
мой, может быть, Тебя научит, как должны
любить. |
Search
|