Фаридаддин Аттар

XII век

 

Отрывок из поэмы "Язык птиц"

 

 

Некий город ждал владыку как-то раз,

Все богатства выставлял он напоказ.

 

Выбрал каждый подороже украшенья,

Выставлял их повиднее в знак почтенья.

 

Но у брошенных в темницу бедняков

Отыскались только цепи их оков,

 

Только головы казненных отыскались

Да сердца, что там от горя разрывались.

 

Взяли руки, что у них же отсекли,

И украсили темницу, как могли.

 

Город встретил шаха сказочным нарядом,

Шах на все вокруг смотрел спокойным взглядом.

 

Лишь темница всем внушала жуть и страх.

И пред ней остановился грозный шах.

 

Вызвал узников к себе он в восхищенье,

Дал им золота и обещал прощенье.

 

"Почему, - спросил советник, - ты свой путь

Здесь прервал, о государь? В чем тайны суть?

 

Город пышно убран шелком н парчою,

В нем сокровища повсюду пред тобою,

 

Падал под ноги тебе жемчужный град,

Веял мускуса и амбры аромат.

 

Но глядел на украшения ты мало,

И ничто из них тебя не привлекало.

 

Почему же взор высокий твой привлек

Вид кровавый этих рук, голов и ног?

 

Для чего ласкать в темнице заключенных,

На обрубки рук глядеть окровавленных?

 

Можно ль тут найти отраду для души?

Ты для нас загадку эту разреши".

 

Молвил шах: "Все остальные украшенья

Только детям доставляют развлеченья.

 

Каждый житель в ожидании похвал

Сам себя, свое богатство выставлял.

 

Город спрячет свой убор, хоть он и ярок.

Только узники мне сделали подарок:

 

Отделились эти головы от тел

Потому, что я проехать здесь хотел.

 

Моему здесь повинуются приказу -

Вот зачем я бег коня замедлил сразу.

 

Те блаженствуют, проводят в счастье дни,

И полны высокомерия они.

 

Здесь, в темнице, счастья, радости не знают,

Здесь под гнетом гнева шахского страдают.

 

Обезглавливают их, лишают рук,

От тоски им нет спасенья и от мук.

 

Ждут без цели, и конца не видно страху,

Из темницы могут выйти лишь на плаху.

 

Для меня темница эта, словно сад -

Здесь меня за муки верностью дарят..."

 

В путь собравшись, жди приказа к выступленью,

И не должен шах гнушаться тюрем тенью.

 

 

Отрывки из "Божественной книги"

 

Раз Нуширвана вынес конь на луг.

Там старец был, согбенный, словно лук.

 

Сажал деревья он вблизи арыка.

"Ты бел, как молоко, - сказал владыка,-

 

Твой смертный час теперь уж недалек.

Сажать деревья - что тебе за прок?"

 

Старик сказал: "Не о себе забота.

Ведь посадил для нас деревья кто-то,

 

Сегодня с них снимаем мы плоды,

Другим я отдаю свои труды.

 

Ведь путь добра для душ достойных сладок,

Есть в каждом деле собственный порядок".

 

Пришелся шаху по душе ответ,

Дал старцу горсть он золотых монет.

 

Вскричал старик: "Я, деревца сажая,

От них не ждал так скоро урожая!

 

Восьмой десяток мне, великий шах.

Но погляди - деревья-то в плодах!

 

Хоть ни одно в земле не укрепилось,

А золота немало уродилось!"

 

Понравился царю мудрец седой,

Ему ту землю отдал он с водой.

 

Твори сегодня ты дела благие -

У лежебок поля стоят нагие.

 

      * * *

Был сын у шаха тополя стройней.

Был лик его луной в силке кудрей.

Все люди красоте его дивились,

И взгляды всех сердец к нему стремились.

Он чудом был всех девяти небес,

Чудеснейшим из всех земных чудес.

Две брови, словно занавес айвана,

Скрывали вход в покой души султана.

Кто видел стрелы тонкие ресниц,

Пронзенный, падал перед ними ниц.

Два ряда ярких перлов прятал рот,

В уста рубины закрывали вход.

Как подпись шаха, волоски на коже

Влюбленных казни обрекали тоже.

А подбородок низвергал миры,

Мячом он для любовной был игры.

И сердце некой женщины любовью

Зажглось к красавцу, обливаясь кровью.

Спокойствия и счастья лишена,

Его увидеть жаждала она.

В жестоком пламени тоски сгорала,

И ложем ей зола отныне стала.

Звала того, кто сердце ей зажег,

Стенала, слез лила кровавый ток.

Когда он ехал в мяч играть порою,

Она кидалась вслед ему стрелою.

Летела пред конем быстрей мяча,

Как клюшки, косы по земле влача,

Глядела на него влюбленным взглядом,

Катились в пыль дороги слезы градом.

Хоть часто слуги плеть пускали в ход,

Ее от боли не кривился рот.

Все люди той несчастной удивлялись,

Над ней повсюду громко издевались,

Показывали пальцем ей вослед.

Но для любви подобной страха нет.

О ней давно твердила вся столица,

Царевич этим начал тяготиться.

Отцу сказал он: «До каких же пор

Мне от бесстыдницы сносить позор?»

Великий шах решил не медлить боле

И повелел: «Ее сведите в поле,

За косы привяжите к скакуну,

И пусть искупит тяжкую вину.

Когда земля порвет ей в клочья тело,

То люди позабудут это дело».

На поле для игры поехал шах,

Там собралась толпа людей в слезах.

От слез кровавых из-за той несчастной

Земля, как сад гранатный, стала красной.

Вот подвели к коню бедняжку ту,

Чтоб за волосы привязать к хвосту.

Тогда она к ногам склонилась шаха,

О милости моля его без страха:

«Коль решено мои окончить дни,

Последней просьбы ты не отклони!»

Сказал ей шах: «Коль просишь о прощеньи,

Знай – непреклонен я в своем решеньи.

Коль способ казни просишь изменить,

Знай – только так хочу тебя казнить.

Отсрочки ль просишь ты, полна боязни?

Знай – ни на миг не отложу я казни.

Иль чтоб царевич снизошел к тебе?

Знай – откажу я и в такой мольбе».

Она в ответ: «Мне не нужна пощада,

Великий царь, отсрочки мне не надо.

Просить не стану, государь благой,

Чтоб казни предал ты меня другой.

Коль, справедливый, дашь мне разрешенье,

То не о том услышишь ты моленье.

Сверши, о чем молю з свой смертный час!)

И шах сказал: «Ты слышала приказ.

О сказанном просить я запрещаю,

Все прочее исполнить обещаю».

«Коль в униженьи, – молвила она, –

Конем я быть затоптана должна,

Я об одном молить тебя хотела –

Пусть конь его мое растопчет тело!

Возлюбленный пускай казнит меня,

Пусть вскачь погонит своего коня;

Коль он меня растопчет в униженьи,

Я буду жить в моем к нему стремленьи,

И в смерти буду счастлива стократ,

Огнем любви я вспыхну меж Плеяд.

Я – женщина и сердцем не смела.

Мне кажется, уже я умерла.

Но все ж была я подданной твоею:

О жалости тебя молить я смею!»

Смягчился шах от горести такой,

Да что там! Слезы проливал рекой.

От этих слез пыль превратилась в глину.

Он женщину простил и отдал сыну.

Коль ты мне друг, рассказ мой, может быть,

Тебя научит, как должны любить.